Потребность в жилом помещении, которую можно определить как нуждаемость в пространственном обособлении физического лица, обеспечивающем наиболее благоприятные условия частной жизни такого лица и (или) его семьи, применительно к несовершеннолетним становится еще и необходимым условием развития личности, ее способностей, ценностных ориентиров и социально значимых качеств. Обеспечение удовлетворения такой потребности посредством гарантированности существования, реализации и защиты субъективных прав на жилые помещения – важнейшая задача правотворческой и правоприменительной деятельности. Вместе с тем осуществление прав несовершеннолетних членов семьи собственника жилого помещения в гражданском законодательстве в настоящее время не может считаться обеспеченным.
Основное препятствие состоит в неопределенности характера права пользования жилым помещением членами семьи собственника, которое по своей природе представляет собой ограниченное вещное право, однако лишенное в действующем законодательстве важнейшего признака такого права – права следования: согласно п. 2 ст. 292 ГК РФ переход права собственности на жилой дом или квартиру к другому лицу является основанием для прекращения права пользования жилым помещением членами семьи прежнего собственника, если иное не установлено законом.
В рамках Концепции реформирования гражданского законодательства перечень ограниченных вещных прав предлагается существенно расширить, включив в него в том числе право социального пользовладения (разновидности права личного пользовладения – современной интерпретации римского узуфрукта)1 . Субъектами такого права должны выступить члены семьи собственника жилого помещения. Не останавливаясь подробно на сущности данной новеллы, хотелось бы отметить, что воплощение соответствующих положений может послужить важным шагом в утверждении механизма защиты прав членов семьи собственника жилого помещения, включая несовершеннолетних, при условии одновременного системного изменения всех норм законодательства, обеспечивающих осуществление и защиту указанных прав. Так, опасения вызывает отсутствие перспектив решения проблемы, связанной с обеспечением и защитой прав несовершеннолетних членов семьи собственника жилого помещения при ипотеке.
В случае обращения взыскания на жилое помещение, являющееся предметом ипотеки, на основании решения суда в соответствии со ст. 78 Федерального закона от 16.07.1998 № 102-ФЗ «Об ипотеке (залоге недвижимости)» (далее – Закон об ипотеке) прекращается право пользования квартирой залогодателя и всех лиц, проживающих совместно с ним. Исключение из общего запрета на обращение взыскания по исполнительным документам на принадлежащее гражданину-должнику на праве собственности жилое помещение (его части), если для гражданина-должника и членов его семьи, совместно проживающих в принадлежащем помещении, оно является единственным пригодным для постоянного проживания помещением, относительно предмета залога содержится и в п. 1 ст. 446 ГПК РФ. Таким образом, действующее законодательство не устанавливает препятствий прекращения права пользования жилыми помещениями несовершеннолетних членов семей собственников жилых помещений при обращении взыскания на данное жилое помещение, являющееся предметом залога.
Единственным гражданско-правовым элементом механизма, направленного на обеспечение соблюдения прав несовершеннолетних членов семьи собственника жилого помещения, являются правила п. 4 ст. 292 ГК РФ, однако и они в силу ограниченного характера регулируемых отношений отличаются явной незавершенностью и противоречивостью, что подтверждается современным состоянием правоприменения. Так, согласно п. 4 ст. 292 ГК РФ отчуждение жилого помещения, в котором проживают находящиеся под опекой или попечительством члены семьи собственника данного жилого помещения либо оставшиеся без родительского попечения несовершеннолетние члены семьи собственника (о чем известно органу опеки и попечительства), если при этом затрагиваются права или охраняемые законом интересы указанных лиц, допускается с согласия органа опеки и попечительства. Конституционный Суд РФ признал данную норму не соответствующей Конституции Российской Федерации по смыслу, придаваемому правоприменительной практикой в части, которая «… не позволяет при разрешении конкретных дел, связанных с отчуждением жилых помещений, в которых проживают несовершеннолетние, обеспечивать эффективную государственную, в том числе судебную, защиту прав тех из них, кто формально не отнесен к находящимся под опекой или попечительством или к оставшимся (по данным органа опеки и попечительства на момент совершения сделки) без родительского попечения, но либо фактически лишен его на момент совершения сделки по отчуждению жилого помещения, либо считается находящимся на попечении родителей, при том, однако, что такая сделка – вопреки установленным законом обязанностям родителей – нарушает права и охраняемые законом интересы несовершеннолетнего»1 .
Согласно позиции Конституционного Суда РФ «…родители при отчуждении принадлежащего им на праве собственности жилого помещения не вправе произвольно и необоснованно ухудшать жилищные условия проживающих совместно с ними несовершеннолетних детей, и во всяком случае их действия не должны приводить к лишению детей жилища» (курсив мой – М.Н.). Казалось бы, Конституционный Суд РФ сформулировал позицию, подчеркивающую приоритет конституционных прав личности в гражданско-правовых отношениях, что в отсутствие в действующем законодательстве соответствующей конституционному смыслу нормы должно направлять суды при принятии решений, затрагивающих жилищные права несовершеннолетних, по указанному пути. Однако анализ судебной практики по спорам, связанным с ипотекой, свидетельствует о совершенно противоположной тенденции: абсолютным приоритетом становится следование принципу «обязательства должны исполняться» и защита прав кредиторов по обязательствам, обеспеченным ипотекой. Попытки оспорить ипотеку и последующее обращение взыскания на ее предмет, предпринимаемое законными представителями несовершеннолетних, в том числе в связи с отсутствием согласия органа опеки и попечительства, наталкиваются на непримиримую позицию судов, усматривающих в этом недобросовестность должников, стремящихся уклониться от исполнения обязанностей по кредитному договору, и не принимающих интересы несовершеннолетних членов собственников семьи в качестве заслуживающих признания и защиты.
При этом судами так или иначе обосновывается отход от приведенной позиции Конституционного Суда РФ с учетом особенностей правового регулирования отношений по ипотеке. Так, некоторые суды указывают, что ипотека как способ обеспечения исполнения обязательства сама по себе не является сделкой по отчуждению имущества1 . Вместе с тем, в силу п. 3 ст. 6 Закона об ипотеке если предметом ипотеки является имущество, на отчуждение которого требуется согласие или разрешение другого лица или органа, такое же согласие или разрешение необходимо для ипотеки этого имущества. Даже когда суды «замечают» эту норму федерального закона, они посвоему «переосмысливают» решение Конституционного Суда РФ, используя его в своей аргументации при отказе в удовлетворении исков. Например, в апелляционном определении Московского городского суда от 08.06.2017 по делу № 33-22050 суд, отказывая в удовлетворении требования о признании недействительным договора ипотеки, исходил из буквального нормативного смысла п. 4 ст. 292 ГК РФ, в соответствии с которым согласие органа опеки и попечительства на отчуждение жилого помещения, в котором проживает несовершеннолетний, требуется в случаях, когда он находится под опекой либо попечительством либо когда он остался без родительского попечения, о чем известно органу опеки и попечительства1 . Судом сделан вывод, что такое согласие, предусмотренное п. 3 ст. 6 Закона об ипотеке по смыслу п. 4 ст. 292 ГК РФ применительно к иным категориям несовершеннолетних, не требуется.
Суд также сослался на постановление Конституционного Суда РФ № 13-П, однако не на вывод, признающий неконституционным ограничительный характер правила п. 4 ст. 292 ГК РФ, а на положение из мотивировочной части, где представлен анализ изменений содержания п. 4 ст. 292 ГК РФ. В редакции п. 4 ст. 292 ГК РФ, действовавшей до вступления в силу Федерального закона от 30.12.2004 № 213-ФЗ «О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации», согласие органа опеки и попечительства требовалось в любом случае при отчуждении жилого помещения, где проживал несовершеннолетний член семьи собственника, и, как было отмечено Конституционным Судом РФ, «тем самым допускалось не всегда оправданное вмешательство со стороны органов опеки и попечительства в процесс отчуждения жилых помещений в гражданско-правовом обороте, в реализацию имущественных прав и законных интересов собственников, равно как и в осуществление прав и обязанностей родителей по отношению к детям». Как представляется, складывающаяся практика оспаривания сделок по ипотеке в интересах несовершеннолетних членов семьи собственников жилых помещений обусловливается отсутствием непротиворечивого, согласованного с иными институтами действующего гражданского, жилищного, семейного законодательства правового регулирования, обеспечивающего баланс интересов всех участников и заинтересованных лиц в сфере ипотеки жилых помещений, а также недостаточной приверженностью участников правотворческой и правоприменительной деятельности приоритету обеспечения прав «слабого участника» гражданско-правовых отношений, реализующего в них наиболее значимые, жизненно необходимые и конституционно гарантированные права и законные интересы. Несомненно, что оспаривание сделок по ипотеке в связи с отсутствием полученного своевременно согласие органа опеки и попечительства – это далеко не лучший способ защиты с точки зрения обеспечения стабильности гражданского оборота, который способен порождать у правоприменителей вполне обоснованные сомнения в добросовестности участников залогового отношения.
Но проблема заключается в том, что в настоящее время это единственно возможный способ защиты интересов несовершеннолетних членов семьи собственников, лишающихся при обращении взыскания на предмет ипотеки единственного пригодного для проживания жилого помещения. Могут ли в такой ситуации жизненно необходимые потребности несовершеннолетних членов общества приноситься в жертву несовершенству законодательства? В отсутствие иного, как представляется, требование об обязательности получения согласия органа опеки и попечительства в качестве минимальной гарантии обеспечения соблюдения прав несовершеннолетних должно быть возвращено в законодательство, но и до тех пор с учетом позиции Конституционного Суда РФ должно предъявляться в равной мере ко всем участникам залоговых отношений в части, затрагивающей права и законные интересы несовершеннолетних членов семьи
собственников. В частности, именно кредитор, особенно если на его стороне выступает кредитная организация, должен принять все зависящие от него меры для установления правовых условий и рисков заключения соглашения об ипотеке, включая наличие или отсутствие согласия органа опеки и попечительства в случаях, когда получение такого согласия предусмотрено законом или вытекает из существа отношений. Сложившаяся же практика создает условия злоупотребления правом, когда кредитор, заведомо осознавая возможность неисполнения обязательств по кредиту, обеспеченному ипотекой, и реальность обращения взыскания на жилое помещение, где проживают несовершеннолетние, тем не менее ощущает гарантированность осуществления своего предпринимательского интереса вопреки жизненно необходимым интересам третьего лица – несовершеннолетнего, что позволяет пренебрегать требованием добросовестности.
Почему кредитор (залогодержатель) в данной ситуации более добросовестный, чем должник или залогодатель? Безусловно, что развитие гражданского законодательства должно включать поиск оптимальных механизмов защиты несовершеннолетних в рамках ипотечных отношений, особенно если речь идет о лицах, не являющихся сторонами подобного отношения. В заключение хотелось бы отметить, что в погоне за экономической целесообразностью как данью современного этапа мы должны помнить то, что говорил И.А. Покровский еще в начале 20 в.: если «нам безразличны слабые, подумаем о том, каких сильных мы множим», «устойчивость приобретенных прав не есть постулат самодавлеющий и абсолютный. При известных условиях эта устойчивость будет устойчивостью зла и беспомощностью права» .
Н.О. Маркова